Избранный выжить (Эйнхорн Е.); РИПОЛ классик Группа Компаний ООО, 2022

Книга рассказывает не только о времени, проведенном юношей в гетто, но и о тех послевоенных годах, когда автор пытался (как беженец из Польши) закрепиться в Швеции.
Немного удивляет, что на протяжении всей книги автор называет своих родителей не "мама" или "папа", а по именам, говоря о них Сара и Пинкус. Отец маленького Йозефа был талантливым портным и содержал швейную мастерскую. Я с удивлением узнала, что в мастерской шили разнообразную одежду, но никогда не шили брюки. Глава семьи Пинкус очень любит книги. "Две комнаты позади примерочной выглядят как небольшая публичная библиотека", столько там книг на идиш. Таким образом, маленький Йозеф растет в ортодоксальной еврейской семье и лет до восьми он почти не знает о том, как устроена остальная жизнь в Польше. Автор пишет: "Позже вне дома мне оказалось трудно понять, кто я. Когда я начал ходить в школу и встретился с нееврейским - польским - миром, я впервые осознал, сначала с недоумением, потом с отчаянием, что меня никто не считает поляком. Все учителя были католики, как впрочем и большинство учеников. Отец сказал, что отныне мое имя будет не Йозеф, с этого дня меня будут звать Ежи".
В первые годы в школе мальчик переживает от одноклассников много унижений. Только через несколько лет ему удается перевестись в еврейскую школу, где он почувствовал себя человеком, стал разговаривать с одноклассниками, нашел друзей.
Тем временем над беззаботной Европой сгущаются грозовые тучи. В Германии уже пришел к власти Гитлер, были присоединены Саар, а затем Судеты. К концу весны 1939 года у Ежи в школьном аттестате за средние классы одни хорошие отметки. Это его последний мирный учебный год. Поначалу семья мальчика живет в Ченстохове (на западной границе Польши), но перед вторжением немецких войск бежит в Варшаву. Дальнейшее - как скатывание по наклонной плоскости. Жители Варшавы раскупают продукты, муку, консервы, сахар. На улицах устанавливают громкоговорители - информировать, воодушевлять и предупреждать население. Громкоговорители на варшавских улицах периодически проводят "очередные проверки", "Внимание-внимание...". Жителям предоставляется карта бомбоубежищ и укрытий их района. Постоянно проводят учебные эвакуации... Людей приучают к звукам сирены и предупреждениям из громкоговорителя.. Потом приходят и настоящие, а не учебные, воздушные тревоги. Автор пишет: "Мы научились быстро спускаться в бомбоубежище, кое-как организовывать жизнь в тесном подвале. Нас мучит голод. Иногда мы проводим в подвале несколько дней подряд. Брат Роман спит на бетонном полу. Мы не умываемся, не меняем белье. Оказывается, можно жить и так". Проходят еще десять дней в убежище, потом еще неделя. И вот немцы маршируют по Варшаве. Теперь, когда Польша захвачена вся, не имеет смысла оставаться в столице и решено вернуться в городок Ченстохова. "Интересно, зачем мы ездили в Варшаву и подвергались бомбежкам ?"- удивляется семья, возвращаясь в свой родное жилье в Ченстохова на Аллее Свободы 3/5. Двери в квартиру не повреждены, все вещи на своих местах, в кухне в шкафах - крупы и консервы, погреб доверху полон картошки. Теперь они точно никуда не уедут! Следущий период жизни воспринимается, как затишье перед бурей. Школы закрыты, но второй гимназический Б класс, в котором учился Ежи, продолжает встречаться, правда небольшими группками. Организуются секретные учебные курсы, немного учат историю, немного математику, чтобы совсем не остаться неучами. Автор пишет "мы с братом еще слишком молоды, чтобы нас могли угнать на принудительные работы, поэтому чувствуем себя в относительной безопасности - пока".
Евреям оказывается запрещено ходить в кино, театр, на концерты. Продукты теперь выдаются по карточкам. Введен комендантский час, ежедневные аресты за малейшие проступки.
У отца Ежи в швейном ателье дела идут неплохо и ему заказывают одежду даже немцы. Вот что Эйнхорн в своих воспоминаниях пишет об отце: "Пинкус - не просто портной, он художник. Тощие астеники с покатыми плечами превращаются в элегантных господ. Толстяки становятся стройнее, согнутые спины выглядят прямыми. Которышки внезапно подрастают в его пальто и костюмах. Все хотят шить только у отца".
Маме Ежи удается подправить документы мальчика, будто бы он родился на год позже. Вместо 1925 поставлен 1926 год рождения, Ежи по документам становится четырнадцать лет. Это дает хоть какой-то шанс, что его не угонят на принудительные работы.Тем более, что Ежи, по мнению семьи, щуплый и выглядит младше своего возраста
Появляется новый приказ. Евреи должны носить белый нарукавник с голубой звездой Давида. Если кого-то застигнут без него, несчастный будет наказан. Это все делается для обеспечения порядка. Автор пишет: "Нам дали всего неделю, чтобы раздобыть эти повязки, и внезапно расцвела торговля, предприимчивые жители шили их из самых разнообразных тканей. Мы очень следили, чтобы у нас с собой была одна-две запасные (чуть было не написала "маски") повязки. Те, кому не на что купить повязку, всегда могли получить ее бесплатно в Еврейском совете - из вощеной бумаги. У нас всегда дома был запас - повязки лежали на блюде в буфете".
В апреле 1941 по всему городу вывесили приказ коменданта, что евреи могут жить лишь на нескольких специально отведенных улицах. Пока еще это не называют
"гетто", но условия жизни будут постоянно ухудшаться. Через два месяца этот "новый район обитания" без предупреждения становится закрытым, люди окажутся отрезаны от города, от всего мира. На очень небольшой площади оказалось свыше 48 000 человек, это страшная теснота. По другим данным людей еще больше - 56 000. Это не только евреи из Ченстохова, но и люди, согнанные из ближних и дальних уголков Польши, таким еще хуже - они приезжали без вещей, с пустыми руками.
Невозможно рассказать все, но это закатывающая книга, от которой невозможно оторваться.
Главное, что перед самой отправкой "транспорта в газовые камеры" удастся спастись Ежи, его брату Роману, родителям.
Мать Ежи доживет до 1989 года (отец умрет чуть раньше). Автор проживет 75 лет.