Отзывы на книгу: Семь тучных лет (Керет Этгар); Фантом Пресс, 2016

Новая книга Этгара Керета, замечательного израильского писателя, автора сборников рассказов "Азъесмь" и "Когда умерли автобусы", выходивших на русском в нулевые годы, порадует всех любителей теплой человеческой интонацией, тонко переданной в переводе Линор Горалик. "Семь тучных лет" - книга мемуарная, книга о том мимолетном, что делает сына и отца единым целым, семью - частью рода, а нацию - частью человечества. Керет уподобляет своих читателей попутчикам по купе в поезде дальнего следования, которым доверительный рассказчик "травит" свои мудрые, горькие и ироничные истории. В одном из недавних интервью писатель заметил, что главные "еврейские ценности - это сострадание, критичность и рефлексия". Это не пустые слова, а краеугольные этические и художественные элементы самой книги. Книги-болтовни о самом важном: о мире, о смерти, о любви. Пародоксальные порой сравнения оборачиваются в контексте жизни мудрыми экзистенциальными выводами. Так, например, называя своего новорожденного сына Торчком, Керет имеет в виду не наркотическую потребность младенца, а физиологический (он же метафизический) выбор между грудью (матери) и смертью. "К счастью для него и для нас, его мать оборудована аж двумя. В самом худшем случае, если одна грудь испортится, запасная всегда под рукой". Вот это ощущение второй надежды, второй возможности, возобновления и возрождения несмотря ни на что - ментальные опоры израильского общества. И ещё, конечно, чувство собственного достоинства, присущее как обижающему, так и обижаемому ("Такси"), где оба - и мальчик Лев (сын рассказчика), и нахамивший таксист - нашли в себе мужество извиниться друг перед другом за грубость: "Он ничего не говорил - он просто смотрел Льву в глаза несколько долгих секунд, а потом прошептал:
- Поверь мне, мальчик, я раскаиваюсь".
Керета называют израильским Довлатовым. Не думаю, слишком разный опыт. А книги - да, похожие. Интонация сближает. Интонация любви к человеку, и только поэтому - к стране

Прочитала Керета почти не отрываясь. Рассказы короткие, но разнообразные - есть над чем посмеяться, и над чем поплакать. По стилю сатиры и иронии Этгар напомнил мне Ильфа и Петрова. Да и по прошествии времени понимаю, что книгу хочется перечитывать и открывать новые смыслы. Понравится ли она Вам, можете попробовать определить по отрывку из ссылки. Именно после этой новеллы я захотела приобрести всю книгу. Надеюсь, и Вам понравится.

Невероятно трогательная и в хорошем смысле легкая книга. О потерях в собственной жизни и катаклизмах, с которыми сталкивается его страна, автор пишет с иронией, не зацикливаясь на прошлом, а отпуская его с благодарностью. Исповедь без заданной темы цепляет сразу же и не отпускает до последней страницы.

прекрасная теплая книга! жизненая, философская, смешная, не злая, герой одновременно и силен и уязвим, живой, похожий чем-то на меня.Прочитала за один раз. Сказать, что хотелось бы перечитать ее еще раз - скорее нет, чем да...но это на мой вкус...

Кому бы я рекомендовал эту книгу. Ну пожалую, друзьям - евреям по национальности. Еще, наверное, тем кто любит ездить отдыхать в Израль - может, поймут для себя что-то о тамошних жителях, чем те живут, что их беспокоит. Да, пожалуй, и все.
Я привык верить аннотациям на обложке. Книга в общем неплохо читается, но после прочтения того восторга, который обещали аннотации, я совершенно точно не ощутил. Местами нудновато. Местами подолгу затрагиваются темы, наверное, важные для евреев - про свастики там в Восточной Европе на стенах или про призыв в армию детей в Израиле - но для меня эти темы неблизки и сопереживать им подолгу сложно.
В общем, не вштырило.

Восторг и полное попадание в настроение!
Действительно, автор способен сделать интересную историю из чего угодно (блогеру на заметку!)
Но он не блогер, а писатель. Всё связано, каждая история вытекает из другой, получается короткая повесть из жизни Этгара и его семьи.
Удивительная, грустная, весёлая, невероятная.
Самый близкий мне момент (хочется обнять автора с криками "брат! я понимаю тебя", но у автора есть уже брат, и сестра тоже есть) - когда сын Этгара, балуясь, чуть падает в ванной и чуть не ударяется головой о край ванны, но отец в последний момент подставляет руку, и рука оказывается между ржавым краем ванны и головой сына. На руке рана. На краю ванны - ржавчина. Этгар идёт делать укол от столбняка. Сын после этого рассуждает, что непраивильно ведь - шалил он, а укол сделали папе.
Очень сложной кажется жизнь израильского писателя: он всё время в разъездах, всё время в выступлениях для поддержки книг. То есть, по этой книге работа писателя выглядит как выступления, а не как труд в кабинете. Хотя вот мы видим книгу - когда-то же она была написана. Как бы не в перерывах между перелётами. Сколько бы всего он написал, позволь ему издатель или литагент, или кто там гоняет беднягу по фестивалям, просто работать дома, и выезжать только на отдых с семьёй.

Самоирония автора напомнила в чём-то Иоанну Хмелевскую. Описание жизненных событий, сложных ситуаций под каким-то необычным углом зрения, как будто рассказывает ребёнок или инопланетянин, непонимающий как он оказался в такой ситуации, и который не боится показаться не достаточно умным, величественным, взрослым и т.п. Из-за этой особенности, напряжение остроты психологического момента снимается, и находиться порой другой нестандартный взгляд, помогающий выйти из сложной ситуации. Некоторые моменты захотелось прочитать вслух своему ребёнку. Например, как таксист стал ругать его маленького сына, что тот слишком размахивал ножками и что-то сломал, и как папа умудрился выйти из этой ситуации, не доведя до скандала, слёз и родительского чувства вины.

Мне жаль тех, кто за лукавыми смешинками не может разглядеть мудрого, настоящего, серьезного... Юмор Керета заметить легко. Мудрость - куда сложнее. Вместе рецензии - маленький отрывок из одного рассказа. Этого достаточно, чтобы понять - перед нами настоящий, глубокий писатель.
"Недавно я вместе с двумя другими авторами выступал в Нью-Гэмпшире, в художественной коммуне. Не помню, что именно я читал тем вечером, – помню только, что во время чтения ее рассказ эхом отдавался в моем сознании. В этом рассказе отец беседовал с детьми, которые проводили летние каникулы за мучением животных. Он говорил детям, что есть черта, отделяющая убийство жука от убийства лягушки, и что эту черту нельзя переходить, даже если сдержаться невыносимо трудно.
Таков наш мир. Писатель не создает его – но приходит сказать то, что должно быть сказано. Сказать, что есть черта между убийством жука и убийством лягушки и что даже если самому писателю доводилось перейти эту грань, о ней необходимо рассказать другим. Писатель не святой, не пророк, стоящий у небесных врат
он просто еще один грешник, которому дано чуть острее чувствовать и чуть лучше владеть языком для описания невообразимой реальности нашего мира. Он не выдумывает ни единую эмоцию и ни единую мысль – все они существовали задолго до него. Он ни на толику не лучше своих читателей – иногда он гораздо хуже, – и так оно и должно быть. Будь писатель ангелом, пропасть, отделяющая его от нас, была бы столь огромна, что его тексты не имели бы ни малейшего шанса нас коснуться. Но поскольку он пребывает здесь, на нашей стороне, по самую шею в грязи и мерзости, именно он лучше любого другого способен поделиться с нами происходящим на освещенных площадях и – особенно – в темных переулках его собственного сознания. Он не приведет нас в Землю обетованную, не восстановит мир во всем мире и не исцелит страждущих. Но если он все сделает правильно, еще несколько условных лягушек останется в живых."