Отзывы на книгу: Алмазный мой венец. Уже написан Вертер; Время, 2018

Для меня с этих книг началось знакомство с эпохой, с живым Серебряным веком, неказенным, не по учебнику... И с трагическим ХХ веком. Очень важные книги! Рекомендую и рассказываю о книге - в коротком видео

Не о содержании! Книга была мною прочитана много лет (уже десятилетий) назад и перечитывалась не раз. Была оформлена подобным образом, поэтому разлетелась на страницы. Такие книги, предназначенные для многократного перечитывания, НЕ должны издаваться в мягкой обложке экономвариантом. Всё. Экономить здесь нельзя. Ищем другое издание однозначно.

"Алмазный мой венец" - друзья и товарищи Катаева, ещё не закостенелые классики Серебряного века русской поэзии. Книга написана с теплотой и юмором. Не смотря на псевдонимы, герои легко узнаваемы. Книга для ума и для души.
"Уже написан Вертер". Посыл понятен, но сюрреализм зашкаливает, как по мне. Думаю, рецензии того времени о "неверном свете ВЧК" вполне правомерны.

С возрастом начала больше читать мемуарную литературу. Эта книга, о которой я, конечно много слышала, но руки не доходили, явилась для меня бесценным подарком.
Мало того, что сама жизнь Катаева интересна и увлекательна, но как о ней написано! А с какими гениальными людьми он жил и работал!
Читая книги Катаева, буквально чувствуешь "дыхание времени".
"Уже написан Вертер" - пронзительная обыденность смерти.
Согласна с мнением, что такие книги достойны лучшего издания, нежели в мягкой обложке.

Как и Мария Лысенко, напишу не о содержании — поскольку оно замечательно и об этом всем известно. А вот о полиграфическом исполнении, видимо, нужно написать подробнее. Это совсем не "экономвариант". Книга сшита (не склеена!) ровно так же, как если бы она была в переплете. А обложка не простая, а с клапанами — причем с обеих сторон. Для нее использован плотный обложечный картон, что и само по себе уже хорошо, а клапаны придают ей дополнительной плотности. Можно не сомневаться, что и при многократном прочтении книга не разлетится на страницы. Проверено временем!

Еще один текст из серии «По следам чужих рецензий».
Предупреждение – далее будет скабрезный стишок.
Пишу один отзыв на две книги. Почему – объяснение следует.
Что первым я прочитал у В. Катаева, точно не скажу. Наверное, всё же его слабую сказку «Светик-самоцветик». В отрочестве это был или «Сын полка» или «Белеет парус одинокий». Потом были и другие вещи, включая справедливо забытые «Волны Черного моря». Но мемуарной прозы Катаева я не читал вообще. Так получилось. Поэтому воспользовался выгодной распродажей в «Лабиринте» и взял три из четырех книжек его воспоминаний («Время» почему-то не выпустило его «Разбитую жизнь или волшебный рог Оберона», записки о детстве).
Читатели встретили эти издания в целом положительно, оставив в общей сложности десяток с лишним рецензий, причем, что редко, преимущественно в виде букв, а не только фото. Что мы имеем вместо фото: плевок в адрес Акунина (а что не в Достоевского бы?!), спор об оформлении – эконом это вариант или нет, много общих слов ни о чем, и, как всегда - путаница в содержании. Несмотря на утверждения рецензентов, Маяковского, Блока, Мандельштама, Булгакова в «Траве забвения» и «Святом колодце» практически нет. А есть Бунин. Много Бунина, да такого, которого мало кто знал и описал. Правда, этот образ подпорчен публицистикой в конце «Травы забвения», в описании его эмигрантского житья. А о Маяковском и проч. надо читать «Алмазный мой венец».
«Святой колодец» - первый из серии книг Катаева, написанных в стиле мовизма – героем имеет самого автора (и его семью). Написанная в 1965 г. книга произвела на не вполне искушенных подобной западной литературой современников очень сильное впечатление. Поток сознания пребывающего под наркозом героя – это вам совсем не соцреализм, которому на протяжении десятилетий отдавал щедрую дань Катаев. Сейчас, спустя 55 лет, ясно видна не вторичность – Катаев был вполне оригинальным писателем – этой книги, а типичность приема, использованного на протяжении полувека до него много и много раз разными писателями, писавшими на разных языках разные книги – но недоступными в массе своей тогдашнему советскому читателю (Пруст, Джойс и проч.).
Везде сны, герой – спящий, в снах попадает он в прошлое. Хотя, где ему еще остается встречаться со своими былыми друзьями-приятелями – все, кроме него, давно уже ушли, многие против своей воли. Катаев один доживал долгую жизнь, где были премии и ордена, огромные тиражи и официальное признание, да вот под старость почему-то тянуло вспоминать и рассказывать о молодости, где все еще живы и талантливы, и Катаев хочет что-то сказать и доказать, вставая рядом с ними, призрачными, как будто они могут помочь ему.
Помочь вернуть прошлое – и себя вместе с ним. В чем главная тема «Алмазного венца», да не только его одного? «Пустота (на месте исчезнувших зданий) казалась мне незаконной, противоестественной, как то непонятное, незнакомое пространство, которое иногда приходится преодолевать во сне: все вокруг знакомо, но вместе с тем совсем незнакомо, и не знаешь, куда надо идти, чтобы вернуться домой, и ты забыл, где твой дом, в каком направлении надо идти, и ты идешь одновременно по разным направлениям, но каждый раз оказываешься все дальше и дальше от дома, а между тем ты отлично знаешь, что твой дом где-то совсем рядом, рукой подать, он есть, существует, но его не видно, он как бы в другом измерении».
Помочь найти дорогу домой Катаеву могла его замечательная память. Помнил он множество вещей, и если бы не он, не узнали бы мы об одной встрече Мандельштама с Маяковским: «до революции, в Петербурге, в "Бродячей собаке", где Маяковский начал читать свои стихи, Мандельштам подошел и сказал: "Маяковский, перестаньте читать стихи, вы не румынский оркестр". Маяковский так растерялся, что не нашелся, что ответить, а с ним это бывало чрезвычайно редко».
Или об одном совершенно забытом дореволюционном поэте (С. И. Кесельмане), написавшем не совсем приличную, но чудную пародию на И. Северянина: «Кто говорит, что у меня есть муж, по кафедре истории прозектор. Его давно не замечаю уж. Не на него направлен мой прожектор. Сейчас ко мне придет один эксцесс, так я зову соседа с ближней дачи, мы совершим с ним сладостный процесс сначала так, а после по собачьи»...
О Блоке – один рассказ, да и то, думаю, выдуманный Маяковским. Несколько встреч с Булгаковым, Зощенко. Дивная сцена драки Пастернака с Есениным (а еще Есенина и автора). Но больше всего там стихов – и Блока, и Маяковского, и Есенина, и многих-многих других. Лучше всех, конечно, Мандельштам: «О небо, небо, ты мне будешь сниться! Не может быть, чтобы ты совсем ослепло, И день сгорел как белая страница: Немного дыма и немного пепла».
Из любимых катаевских стихов и заголовки его книг. «Алмазный мой венец» - так отвечает в одном из вариантов «Бориса Годунова» Марина Мнишек на вопрос служанки, что она оденет на бал. Пастернак дал другую строчку:
«Я не держу. Иди, благотвори.
Ступай к другим. Уже написан Вертер,
А в наши дни и воздух пахнет смертью:
Открыть окно – что жилы отворить».
И хотя Катаев предостерегал, что всё написанное им – не мемуары, но к этому относишься, как к кокетству. Тем более, что пример невоспоминаний о прошлом – это новелла «Уже написан Вертер», несколько искусственная, на мой взгляд. С другой стороны, в конце «Травы забвения» есть замечательная вставка о красном журналисте Пчелкине, отчасти выдуманная, отчасти автобиографичная.
В общем, последние книги Каверина читать надо обязательно, но подряд. Они все, по большому счету, об одном и том же, и очень дополняют друг друга.
Оформление – среднее, ни иллюстраций, ни комментариев. Добротные предисловия А. Нилина не могут заменить отсутствие полноценных комментариев. Образец – "Алмазный мой венец" 2016 г. изд-ва «ПРОЗаиК».
© Как много писателей, как мало читателей…

Здравствуйте. Книга "Алмазный мой венец" замечательная, написана очень хорошим языком.Я когда ее читала мысленно гуляла по моей любимой Москве.