Отзывы на книгу: Три власти (Сычева Лидия Андреевна); ИТРК, 2012

Сегодня не мудрено растеряться перед обилием того, что появляется на книжном рынке. Многообразие жанров, новые имена, новые литературные течения. Kто-то привлекает ловко закрученным сюжетом, кто-то – изящным стилем или злободневностью темы. Но редко прочитанная книга остается в памяти хотя бы на пару дней. Вроде бы и написано живо, старательно, а за душу не берет. А бывает незамысловатый вроде бы рассказ, простая житейская история, а чувствуется в ней такая глубина и правда жизни, что мороз по коже.
Таким удивительным даром – западать в душу – обладает проза Лидии Сычевой. Автор – не новичок в литературе, читателю хорошо известны книги «Предчувствие», «Вдвоем», «Уже и больные замуж повыходили». Юмор, образный выразительный язык, умение видеть главное в человеке, сопереживать и сострадать, искренность и лиричность – отличительные качества стиля писателя. Несмотря на все тяготы жизни, герои Сычевой не забывают о главной власти в судьбе человека – власти любви. В этом, пожалуй, и заключается основной смысл новой книги писательницы «Три власти», которая вышла в самом конце 2012 года в издательстве «ИТРК».
Книга отрывается одноименным рассказом. Главный его герой – молодой ученый-физик Сергей впервые попал в Кремль на званый прием. Оказавшись на Соборной площади, Сергей ощутил как «бьется сердце великой страны… Он вдруг почувствовал себя Иваном Грозным, Македонским, Цезарем и ему казалось, что это он правил настоящим, прошлым и будущем разноплеменной империи. …Ему казалось, что он мчится на лыжах с огромной горы и душа трепещет – он должен сейчас разбиться, погибнуть, но он все летел и летел
так вот, успел он подумать, неужели почувствовав свою призванность, владеть и властвовать, можно еще чего-то хотеть?!»
А потом Сергей покорился в другой власти – власти таланта, слушая удивительное пение выступавшей на концерте женщины. «…За певицей не было ни тысячелетней Руси, ни космических войск, ни глухих закоулков сумрачной страны с полуразрушенными избами. Был только ее дар, ее голос простой смертной женщины, но в эти минуты он готов был стать перед ней на колени…» Однако всего сильней все-таки оказалась третья власть – власть любви, когда, оставшись наедине с любимой женщиной, Сергей понял: «…все царства мира, все венцы кесарей он бы сейчас отдал за то, чтобы никогда, ни на минуту не разлучаться с ней…».
О власти любви и рассказ «Простая история», главный герой которого ради житейских благ предал свою свою Галинку, верно ждавшую его из армии. Простой шофер-работяга изливает душу на бумаге, обращаясь к неведомому другу: «Если Бог тебе послал любовь в начале жизни, если это твое, никому не надо свою любовь отдавать, никого не надо слушать, кроме сердца своего…» Об утраченной любви и тоске по ней и рассказ «Очарована, околдована». Семидесятилетняя Алла Валерьевна, имеющая замечательного, любящего мужа, детей и внуков, оказывается, всю жизнь любила другого. Лишь когда Сени не стало, ощутила Алла Валерьевна опустошенное спокойствие, и мечтает теперь об одном, чтобы вылечился от пьянства сынок Саша…
Лидия – мастер короткого рассказа, несколько страниц вмещают в себя не только человеческую судьбу, но и порой целую эпоху как, к примеру, в рассказе «Летящая». Главная героиня «была ладной, легкой и красивой, а будущее было бездумно, светло и прекрасно». «Родиной у нее была большая, необъятная страна, через которую надо было ехать семь или восемь суток подряд…» Она стала проводницей, потому что «во всем этом наборе слов: дорога – путь – железо – сообщение, ей вдруг послышалась музыка, та, которая всегда сопровождала ее «полеты» – музыка ветра, движения. …работа была для нее лишь жизнью, несущей ее вперед, вперед». Но распалась страна и станцию, на которой жила Летящая закрыли, пришлось вернуться в деревню, к земле. Однако по ночам ей был жутко, она плакала, вспоминая дорогу. А в один из жарких дней, когда женщина копалась в огороде, ее хватил удар. Из больницы она вышла с парализованной рукой, нарушенной речью и поврежденным рассудком. Сколько же таких было искореженных изломанных судеб в 90-е! Летящая – это еще и символ России, парализованной бездумными антинародными реформами, утратившей легкость и красоту…
Лидия Сычева – лирик, однако ее ирония становится беспощадной, переходит в гротеск, когда писатель говорит о тех, кто превратил сильную, мощную Россию в парализованную старуху. Острой политической сатирой можно назвать рассказ «Новейшая история». Вот как прозаик описывает министра Алексашенко: «…Инфантильно-изнеженный, артистически-нелепый, изломанно-хрупкий. В его бледном лице с глубокими голубыми тенями и синюшными губами есть что-то из иного, вампирско-загробного мира. Нежить – особый разряд духов. …Нежить садится в президиум, складывает руки, похожие на перепончатые лапки гигантской летучей мыши. Слабая равнодушная улыбка гуляет по синим губам. Нежить благосклонно кивает залу. ...Все в стране отлично знают, что деяния нежити Алексашенко безумны и вредны. Но нас несет поток селевой грязи, мы не можем остановиться, зацепиться за твердую почву, удержаться».
Впрочем, автор всегда оставляет надежду и своим героям, и, конечно, читателям. Рассказ «Новейшая история» писатель завершает сценой крещения девяти маленьких ангелочков. «Кудрявые и почти безволосые головенки, маленькие ручки и ножки, наивные удивленные глаза, лепет, гуление. Светлые, беззащитные дети.
А сверху, сквозь цветное витражное окно, смотрел на них всемогущий Христос. Родители верили, что силы небесные спасут и защитят их детей, когда они сами уже будут не в силах им помочь…»
Проза Лидии Сычевой защищает своих читателей от бездуховности и безверия. От пустоты и серой обыденности. Она дает силы жить и надеяться, верить и любить.
Светлана Руденко, журналистка, Москва

Если писатель настоящий, то он всегда ШИРЕ своей идеологической платформы и личных рациональных построений – и потому в рассказах Лилии Сычевой ( а она - настоящая) с одинаковой глубиной симпатии и сочувствия показаны и умная ,добрая деревенская бабушка Маня ( « Письмо президенту») и одаренная музыкально девочка Ульяна ( « В начале жизни») и журналист Канавкин-Фогельсон, легкомысленный, конъюнктурный, данный с легкой иронией, но сострадательно к его затаенной боли, («Ненаписанное интервью»), и художник Молчанов ( в несколько казаковском рассказе» Святые ключи») , и погубивший психологически своей нелюбовью жену – Павел («Перед исповедью»). Но , главное, почему художник подлинный не может быть идеологически догматичен – это то, доступное ему, « чувство иных, невидимых глазу миров», которое дано талантливой крестьянской девочке Ульяне в рассказе « В начале жизни», последнем в книге Лидии Сычевой « Три власти».

Об авторе узнала случайно. Утром слушала радио,там говорили о годе лит-ры, позвонили какой-то уважаемой тётушке, и она назвала несколько фамилий, кого стоит читать.
Книга очень понравилась. Это рассказы, три сборника, написанные в разное время. Рассказы Сычёвой -- это живописный язык, но без прекрас, это рассказы о творчестве, любви и построссийской провинции, это отпечаток времени. В рассказе "По законам Хаммурапи" вскрыты такие язвы, сквозит такая безысходность, это рассказ о современной школе, об учителях, очень честный рассказ. В сборнике есть ещё один рассказ о школе, они идут как бы в связке. Очень понравились. Есть рассказы-истории, чем-то, может быть невычурностью самой истории, напомнили Велембовскую,по настроению, а не по стилистике и сюжету. Качество печати хорошее.

Взявшись за эту рецензию на книгу «Русь в ожидании варягов», я постепенно пришел к пониманию главного ее феномена: здесь я могу написать больше слов, чем в самой книге, потому что мысли и чувства, которые она порождает, в меньший объем можно уместить лишь при условии, если обладаешь писательским талантом Лидии Сычевой.

Демидова Валерия, почему Вы пишете от имени мужчины "я постепенно пришел к пониманию"? Вы, наверное, забыли перелогиниться... Вы пишите о книге «Русь в ожидании варягов», хотя здесь вроде обсуждают другую книгу)) Наконец, Ваше высказывание так парадоксально, что трудно понять, о чём речь... Это называется словом "бот", по-моему)))

Люблю художественный язык, с такими тонкими нюансами и такими мощными образами, точными деталями и острыми, хлёсткими характеристиками. Образы людей схвачены от дорождения по всей траектории или синусоиде жизни – и в послесмертие. В рассказе «Яблоневый сад» новейшей истории больше, чем в беспросветной «Новейшей истории». В нем и чувства, и мысли переплелись. Каждый увидит своё. Очень хорош рассказ «Письмо Президенту». Живое соединение языка, деревенской жизни и политики. Покоряет «Тополь серебристый», это уже поэзия… Серебристая печаль. Сильное впечатление оставили «Святые ключи». Ну как тут не согласиться, что «талант есть вера». В такой рассказ хочется войти как в воду на живописном полотне, чтобы почувствовать то, что и герой: «он не ощущал в себе никакой перемены. Он просто стал другим». Сладко, первородно, как вода у древнегреческих мудрецов – основа бытия.

Когда-нибудь, думалось мне часто, появятся книги-летописи той для кого-то губительной, а для немногих счастливой поры, что названа Перестройкой. И вот они появляются. Именно по ним будут судить потомки о том, как нам жилось тогда (это для них будет «тогда», а для нас это, к сожалению, продолжающееся «сейчас»). Пере-ломкой выглядит эта пора в рассказах Сычевой. И именно так воспринимается она большинством жителей страны. Это о нас она рассказывает, это наши простые истории, такие пронзительно-болезненные в своей простоте. Это мы стоим серым хмурым утром в окружении серых сюртуков ОМОНа, это мы учим хоть чему-то потерянное поколение детей в обшарпанных классах разоренных школ, это наши взрослые сыновья, не найдя себя в жизни, ломают спины под мешками с чужим добром. И так, стежок за стежком, штришок за штришком нанизывает Лидия свое изображение современности, которая все никак не хочет стать Историей и уйти в прошлое, чтобы научить не ошибаться больше, а продолжает оставаться каждодневной историей «простого» человека, длящейся для каждого живущего в России вот уже нестерпимо долгие 20 лет.
Эти «картинки с выставки» заставляют с горечью вопрошать: как же так получилось, что мы сами позволили превратить себя в «стадо», с худеньких боков которого все стригут и стригут редеющее руно? Как допустили мы, что нами стали править Ложь и Страх? И вот мы уже обособились, и в тесных вагонах метро закрыли глаза, не замечая подгибающиеся ноги старухи, заткнули уши таблетками наушников, только бы не видеть, не слышать, не говорить. Друг друга, друг с другом. Так чем же стало лучше, спрашиваем мы себя, от словесных баталий о несвободе на кухнях перешедшие к видимой свободе на площадях. Что теперь актуальнее: андерграундное искусство как протест против Лжи и Несвободы тоталитаризма или борьба с обволакивающими, залепляющими глаза Ложью и Страхом общества потребления?
Мне не нравится, когда нас называют «маленькими», «простыми» людьми. Каждый из нас, не входящих в списки Forbes, не имеющих вилл на теплых морских берегах, по-своему уникален (как бы банально это ни звучало). У каждого болит душа, ну, пусть не за Родину и больное общество, так хотя бы за детей и матерей. В героях безыскусных историй Сычевой при желании отразиться как в зеркале может каждый. Пусть с вариациями, отступлениями от фабулы, но каждый хоронил близких, переживал разлад в семье, испытывал профессиональный кризис, мечась в поисках Счастья и Смысла.
Простота сюжетной канвы не значит примитивность изложения. Язык Сычевой заставляет вспомнить лучшие образцы литературного творчества российских писателей. Особенно удаются автору строки, посвященные описанию природы («Яблоневый сад», «Тополь серебристый», «Святые ключи»), строки, заставляющие включаться все органы чувств читателя: ты явственно слышишь шорох листвы, видишь изнанку тополиных листьев, ощущаешь влажное прикосновение снежинок к разгоряченной щеке, вдыхаешь запахи августовской урожайной земли.