Отзывы на книгу: "Всего лишь гений..." Судьба Николая Глазкова; Время, 2008

Эту книгу я получил в подарок от "Лабиринта". Она замечательная [лучше, чем моя, по крайней мере], я раньше никогда не слышал о Николае Глазкове. Он действительно гений, не вписывающийся в мейнстрим советской поэзии соцреализма (в отличие от всех его знакомых поэтов-ровесников
Борис Слуцкий напишет о друге: "Сколько мы у него воровали, / А всего не утянули")
в результате ушедший в самиздат [этот термин он и придумал]... Сломленный системой и потерявший свой поэтический дар... Он был вхож в дом Лилии Брик, знаком с Ахматовой и Пастернаком. Книга очень хороша: автор прослеживает биографию поэта, которая откликается в его творчестве. Выдерну из контекста всего лишь одно четверостишие: "По небу летают рыбы, / На солнце бывают пятна
/ Поэты дружить могли бы, / Но мнительны невероятно". И ещё: "Я на мир взираю из-под столика. / Век двадцатый -- век необычайный. / Чем столетье интересней для историка, / Тем для современника печальней!"

Интересно читать о судьбе и становлении Николая как поэта. Читается легко. Разбираются некоторые его стихотворения. Больше начинаешь понимать всю глубину творчества и гениальность поэта.Особенно приятно, что поэт оказался моим земляком.

В 2008 году был снят документальный фильм «Я гений Николай Глазков», в котором о поэте рассказали его сын Николай Николаевич Глазков и поэт Евгений Евтушенко. Но фильм не даёт такой глубины анализа творчества поэта. Глазков, безусловно, гений. Один рецензент назвал его " юродивым от поэзии", это, пожалуй, так и есть, но на Руси всегда любили юродивых за то, что в их словах была истина небесная.
Можно много цитировать Глазкова ибо, как сказал Маяковский: "Я — поэт. Этим и интересен." А поэт Глазков очень интересен, и стихи его интересны, и книга о нём интересна, и, если нет у вас томика его стихов, то где вы сможете стихи эти прочесть? В этой книге стихи цитируются обильно и это прекрасно!

Помните в начале «Андрея Рублева» Тарковского мужчину, с криком «Я летю!..» прыгающего с колокольни с самодельными крыльями? В этой эпизодической, но знаковой для фильма роли изобретателя-юродивого 13 в. снялся поэт-юродивый 20 в. Николай Глазков.
Николай Иванович Глазков (1919-79), в отличие от сыгранного им «летающего мужика», не разбился насмерть в попытке преодолеть законы физики. Он, несмотря на физическую противопоказанность его творчества, как и его поведения допустимым тогда рамкам (при Сталине за меньшие вещи расстреливали, а при Хрущеве с Брежневым сажали – когда в тюрьму, когда в сумасшедший дом), и жил, и писал, и читал вслух свои стихи — как будто всё можно и ничего не будет. Знали его единицы, но единицы уровня Б. Слуцкого, Д. Самойлова, Н. Коржавина, С. Наровчатова, очень высоко его ценившие и даже (неосознанно) подражавшие.
Вот как писал о Глазкове Борис Слуцкий:
«Кто спустился к большим
успехам,
А кого – поминай как звали!
Только он никуда не съехал.
Он остался на перевале.
Он остался на перевале.
Обогнали? Нет, обогнули.
Сколько мы у него воровали,
А всего мы не утянули...»
Глазков, несмотря на всю свою простоту — бытовую и творческую — не был и не стал поэтом для масс, практически сразу став поэтом для поэтов. Возможно, широкого читателя (которого у Глазкова никогда не было) отталкивало его ерничество, возможно, игра с формой и содержанием. Не случайно именно Глазкова выше всех остальных его сверстников ценили Лилия и Осип Брик, Глазкова, а никого другого признав поэтом, равным Маяковскому (хоть и другим). Глазков называл себя не футуристом, а небывалистом. Окончив пединститут, он недолго работал учителем русского языка и литературы. Душа у него к этому не лежала, достатка этот труд не давал. Это было не его, его была поэзия. Десять лет Глазков писал, как хотел, и за эти годы смог создать целый неповторимый литературный мир, названный им «поэтоградом». Потом в конце 1940-х гг. он сдался и решил писать «как все», объяснив себе и другим, что «достаточно сделал для после». Прожив после этой сдачи 30 с лишним лет (в основном переводами и плохими стихами), Глазков не был забыт (благодаря Брик и другим, бережно хранившим его стихи). Он показал поэтам младшего поколения возможность жизни в «литературном подполье», жизни бедной, честной и веселой. Но не для всех.
«Мир нормальный, нормированный,
По порядкам нумерованный
Совершает в ногу шествие,
Я ж стою за сумасшествие». Так писать, да еще в 1943 г. мог действительно только сумасшедший, или герой. Кем был Глазков, решает каждый сам.
Автор этой книги, впервые вышедшей в издательстве «Время» в 2006 г. (рассматриваемое издание – 2-ое, дополненное и исправленное, правда, не знаю, что именно изменилось по сравнению с оригиналом), Ирина Евгеньевна Винокурова (1953-), дочь поэта Евгения Винокурова, много лет занимается жизнью и творчеством Глазкова. Итогом ее исследований стала первая и единственная биография Н. Глазкова, весьма серьезная и добротная, вполне годная для публикации в серии ЖЗЛ, да еще и хорошо написанная. Жаль, что перебравшись в Америку, И. Винокурова-Колчинская больше ничего равного не создала...
На страницах этой обстоятельной и хорошо написанной книги очень много стихов самого Глазкова, мифов о нем и разоблачения этих мифов. К сожалению, вообще нет иллюстраций. На выходе мы видим человека, познакомиться с которым интересно и полезно, даже если его стихи не станут частью вашего культурного мира. Рекомендую всем любителям отечественной литературы 20 в.
© Как много писателей, как мало читателей…

Очень благодарна за полученную в подарок книгу о Николае Глазкове, открыла целый мир, читаю дальше о нём воспоминания друзей и коллег.